Преступление без наказания

                                                   ПРЕСТУПЛЕНИЕ БЕЗ НАКАЗАНИЯ

     Шел пятый век. В Европе и на Ближнем Востоке люди становились более активными и осмысленными: как говорят, пробуждалось сознание, что человек — венец творения. Выло своего рода преддверие Ренессанса. Про­фессор Р. Виппер пишет ("История средних веков"): "Над множеством свободных людей протянулась какая-то новая власть духовных владетелей и слуг королевских. Эти люди могли требовать от свободных крестьян взносов и повинностей уже не на общую пользу, а для себя". Но аппетиты разгорались и приближенные вновь появивших­ся королей наглели, пока мажордомы (дворецкие) не по­чувствовали себя достаточно сильными, чтобы поднять мятеж и захватить власть в свои руки. Около семисотого года они уже владели всем франкским государством и впоследствии образовали свою династию Каролингов, сменившую династию Меровингов, а в 843 году франкская монархия разделилась на три государства: Францию, Гер­манию и Италию.

     Меровинги были первой династией королей Галлии, которая царствовала с начала пятого века после Рожде­ства Христова. Свое имя она получила от своего основателя Меровея, умершего еще молодым.

     После него королем стал его храбрый воинственный сын Мерофис, который и пал жертвой весьма странного заговора.

     Собственно, удивляться этому не приходится: так, в Византия с 395-го года по 1453 год, то есть за 1058 лет из 107 царствовавших царей только 34 умерли сво­ей смертью, а остальные 73 властителя были убиты за­говорщиками. Тогда такое было время, хотя и в наш дни мы иногда сталкиваемся с подобными печальными фак­тами. Но вернемся к теме нашего повествования.

     За что же был убит Мерофис ? На такой вопрос трудно ответить: недовольных всегда бывает почти столь­ко же, сколько и довольных, и это было всегда, от первых дней сознательной жизни человечества и до нашего вре­мени. "Повелевать это значит ссориться", - говорил еще Юлий Цезарь (а, может быть и Александр Македон­ский). И если недовольные более активны и решительны, то составление заговора, думается, не такое уж сложное дело. Так произошло и в то далекое время.

     В анналах истории нет определенных данных об ин­тригах вокруг Мерофиса, но все же, по имеющимся кое-каким сохранившимся письменам, можно предположить, что количество заговорщиков было не малое и что никто из них не хотел быть выполнителем убийства, а с гордым видом, маневрируя словами, предлагал это другим или другому из числа всей компании. Такой трудный вопрос был решен довольно-таки легко: кто-то предложил на­нять выполнителя. И почему бы не нанять за хорошие деньги? Ведь нанимают же солдат за гроши и посылают их на убой, то почему не заплатить хорошую сумму зо­лота тому, кто сам бы предложил свои услуги, если бы знал о затее врагов короля?

     Идея понравилась всем и за нее сразу ухватились. Долго искать убийцу тоже не пришлось: перебрали в уме всех своих знакомых, заинтересованных в деньгах или же в славе, или же легко подпадавших под "идейное" влияние, и нашли. Это был молодой человек, родом из какого-то другого племени, служивший некоторое время у херусков, побывавший и у синкамбров и, как говорят, хорошо знавший салических франков. Кроме того, он был немного тщеславен, мнил о себе, как о великом человеке и больше думал о своей славе, чем о хорошем вознаграж­дении. Все это узнали члены тайного общества, органи­зовав с ним тесный контакт в хижине торговца контра­бандными снадобьями.

     Эта хижина дяди Луи стояла на берегу океана в уединенном: месте, хотя его хижину часто посещали как проезжие люди - купцы, монахи, переселенцы, - так и специальные посланцы с недозволенным товаром. Туда-то и пригласили Ослика - того молодого человека, ко­торый был намечен в выполнители преступного заговора. Назвали же его "Осликом" потому, что у него были уши осла и упрям он был еще более оного. Кличка эта так и осталась за ним.

     Вначале разговоры были трудные: надо было очень осторожно говорить о том, что в заговоре участвуют мно­гие лица, что это - целая организация и если бы Ослик вздумал бы их шантажировать, грозясь выдать их королю, то он мог бы на этом заработать много золота. Но, как видно, он не льстился на тленные награды и не пи­тал особого пристрастия к драгоценностям или к пьяной жизни в обществе гаремных красавиц; он мечтая войти в историю великим человеком, о котором говорили бы и писали до конца мира. Лавры безумца Герострата не давали ему покоя. Это-то как раз и нужно было злоумыш­ленникам.

     Прошло время, пока, наконец-таки, Ослик вошел членом в это общество. После нескольких, весьма секрет­ных совещаний, и то не всех вместе членов, а по частям, решено было убить короля ядовитой стрелой во время па­рада на празднике, в годовщину его воцарения. Годовщи­на должна была быть, примерно, через 10 дней. Послед­нее совещание происходило при участии четырех лиц, из числа которых было и новое лицо - ночной сторож. Его Ослик никогда, не видел и был удивлен, что от него поче­му-то это раньше скрыли, а может быть и еще скрывают нескольких членов общества... Зачем? По всей вероятно­сти ему не доверяют..

     - Я знаю, что в нашем обществе есть и еще несколько человек, которые мне не известны, - сказал он, - но почему вы об этом не предупредили меня? Соб­ственно, мне ваша осторожность понятна: при таком де­ле далеко не липшее быть сугубо бдительным, это - залог успеха... Я снимаю свой вопрос. Можете мне на него не отвечать, - добавил он и подумал: - мне все равно, сколько их, но если моя стрела попадет в цель, то все человечество будет знать, что я, Ослик, когда-то жил, существовал и не исчез бесследно!.. Мое имя будут повторять тысячелетия, пусть даже с негодованием, но я буду известен всем, всем, всем. Даже, если меня сожгут на костре, то это не такая уж большая цена за славу, да и казнь не особенно страшная: только пять минут мучений и все будет навсегда кончено... Может быть, я сразу же задохнусь в дыму и никаких ожогов чувствовать не буду, но память обо мне им сжечь не удастся!

     Заговорщики долго не задерживались и вскоре ра­зошлись, договорившись, что, после покушения, Ослик побежит к океану, где для него на берегу будет приго­товлена лошадь, в седле которой будут обещанные 10000 сестерций; на ней он ускачет куда угодно. Но если его поймают, то он должен обязательно покончить с собой. Для этого ему теперь же дали острый клинок в чехле.

     Ослик улыбнулся, взял клинок и подумал: - Если я покончу с собой, то меня моментально закопают где-либо и ни за что не покажут народу, и даже никто не узнает моего имени. Я должен или спасти свою жизнь на коне и из другой страны, в безопасности прославить себя при­знаньем, или же быть всенародно казнен. Тогда только обо мне будут сочинять легенды, петь песни, а предание из уст в уста понесет мое имя по всей земле.

     История не сохранила имен всех многочисленных членов этой тайной организации, но некоторые значились на полуистлевших листках в гробницах знатных вель­мож. Главными же действующими лицами, доподлинно из­вестными, были только: ночной сторож Тата, казначей общества Виру и Ослик. В одном из найденных листков было между прочим сказано, что весьма малая часть чле­нов, около 10 человек, чем-то была недовольна и вышла из общества. Если 10 человек были "весьма малой ча­стью", то сколько же было в остальной части? По пред­положениям историков, все общество состояло не менее из сорока, а то, может быть, и более членов. Такая организация, конечно, была большой силой и противостоять ей приверженцам короля было трудно, что и оказалось впоследствии.

     Настал день парада. Толпы народа уже с утра на­полняли главную улицу, где жил король. К полудню из ворот дворца показался отряд пышно разодетых всадни­ков, за ними шли музыканты, также в причудливых наря­дах, потом - военные отряды, пешие и конные, за ними ехала свита и, наконец, несли на золоченых высоких кре­слах самого короля. Над ним был громадный балдахин, весь в цветах. Ослик стоял на небольшом возвышении между хибарками, с которого ему было все хорошо вид­но, а сам он был почти незаметен. Носилки короля по­равнялись с Осликом, медленно и величественно про­плывая мимо. Король как будто даже улыбнулся ему, но сейчас же повернул голову, чтобы улыбнуться и другой стороне. Тогда Ослик быстро натянул лук и стрела взвизг­нула над головами толпы. Еще полсекунды и полетела вторая стрела, после которой Ослик быстро спрыгнул с возвышения и побежал за хибарки.

     Он слышал, как громом прокатился крик всех при­сутствовавших, словно его стрелы сразу попали во всех, но он бежал все быстрее и быстрее по направлению к океану. Теперь уже все бежали кто куда. Поднялась па­ника, но никто ничего не мог сказать точно, что именно случилось. Вскоре мимо него проскакал верховой, крича: - Убили короля! Держите каждого подозрительного! Убий­ца среди нас! Король убит!

     Ослик на миг остановился, пропустил мимо себя всад­ника, потом пошел деловым шагом дальше. В тот же мо­мент он вспомнил, что в спешке забыл взять с собой свой амулет счастья. Он хранил его, как великую свя­тыню. У каждого и теперь есть какие-нибудь сокровен­ные реликвии, которые хранятся долгие годы, и очень часто никто, даже из близких родных и друзей, о них ничего не знает. Покидая навсегда эту страну, Ослик не мог бросить свой талисман, тем более, что путь бег­ства шел как раз мимо его хижины. Не доходя с полсотни шагов до дома, он вдруг увидел Тата. Тата медленно шел ему навстречу.

     - Куда ты так торопишься? - сказал он. - Тебе лучше было бы покончить с собой на том месте, откуда стрелял. - Ослик сразу понял, что Тата послан его убить. Убить затем, чтобы навеки закрыть ему рот,  на тот худой случай, если Ослика схватят, а на это было 100 шансов против одного. Да, если и не схватят, то где бы он ни был, со временем похвастается своим подвигом для самопрославления, да кстати и расскажет и об осталь­ных участвующих членах, а тогда, как по цепочке, всех выловят и прирежут. Ведь сейчас еще неизвестно, кто сядет на трон. Самое же важное было то, что Тата был стражником на службе у короля и поэтому, кого бы он ни убил, судить его не будут, а за Ослика могут дать еще и большую награду и вся великая тайна убийства будет погребена на веки веков.

Тата уже вынул нож и шагнул вперед к Ослику, но тот в одно мгновение рванулся вбок, пригнулся и так же молниеносно ударил стражника ножом в область сердца. Чуть охнув, Тата упал.

     - Так вот для чего он пришел на последнее собрание!? - проговорил Ослик и бросился в свой дом за амулетом. Через минуту он уже вышел с ним из дома и брезгливо посмотрел на валявшийся труп Тата. - Не только не получу я от них денег, - подумал Ослик, ускоряя шаги, - но, как бы кого не встретить мне еще и у океана.

     Его подозрения оправдались: никакой лошади на бе­регу не было, но зато к берегу мчались королевские всад­ники, посланные догадливый военачальником, в предположении, что убийца будет скрываться бегством на лодке. С гиканьем и свистом верховые мчались на него. Что ж? Он сам хотел славы и вот она идет к нему через побои, пытки и казнь!.. И он уже хотел идти навстречу гонцам, как знакомый голое окрикнул его совсем близко. Ослик оглянулся и увидел очень встревоженного Виру. Тот молча вскинул лук и в сердце Ослика впилась от­равленная стрела, точно такая же, какая была пущена в Короля. Налетевшая конница схватила Виру и ускакала во дворец, где уже самовластно распоряжался сын Мерофиса - Колвис, внук Меровея.

     - Пусть наши враги не думают, что, убив короля, они станут нам диктовать свои дикие идеи! - говорил Колвис народу, стоя у изголовья убитого отца. - Пусть они не думают, что дело Мерофиса - примирение всех враждующих племен - будет забыто. Нет! Я буду про­должать его дело чести, дело совести и человеколюбия.

     Колвис первым же своим приказом распорядился на­значить особых судей для детального расследования пре­ступления и выяснения всех лиц, состоящих и состояв­ших во враждебной тайной организации, чтобы их судить и повесить. Судьям было дано полное право в выборе способов допроса и любых пыток с любым их исходом. Но прошло более шести месяцев после трагического происшествия, прежде чем комиссия представила королю Колвису свой доклад.

     В докладе говорилось, что никакой тайной орга­низации не было, что Ослик действовал единолично, что Виру раньше никогда и не видел даже Ослика, что опро­шенные сотни свидетелей в один голос показали, что они не видят здесь заговора и абсолютно ничего не зна­ют о какой бы то ни было группе врагов короля. Судьи считают, что этим докладом дело об Ослике закончено, тем более, что его уже нет в живых, а дело о преступле­нии Виру, совершенное им в аффекте, в его большой пре­данности к убитому королю, надо рассматривать, как его личное, частное дело и судить его следует снисходитель­но, а, может быть, даже и совсем не судить.

     Народная же молва и действительно искренние друзья убитого короля были другого мнения: они утвержда­ли, что была и есть тайная организация, членами кото­рой был и Ослик, и Тата, и Виру, и еще, может быть, многие десятки лиц, причем многие из влиятельного клас­са и занимающие очень большие посты в государстве.

     Говорили, и никто этого из официальных лиц не оспаривал, что никакие пытки при допросах не применялись, что даже в самой комиссии были члены той тай­ной организации, которая погубила короля.

     "Господи! Избави меня от друзей, а от врагов я сам избавлюсь!" Где я прочитал эту фразу? В Тао-текинг, в священных книгах Китая? Нет. В Веде, в свя­щенных книгах Индии? Нет. В история Рима или Гре­ции, или научных трудах? Нет. Я прочитал это на стен­ках одиночных камер тюрьмы, когда, перед приходом немцев, в 1942 году, из города бежала советская власть с ее тюремщиками и жители могли свободно осмотреть все внутренности сталинских застенков.

     Чувство народа одно, а суд и разум официоза - другое. Очень часто они противоположны друг другу и тогда чувство всегда оказывается правым. Это закон природы. "Голос народа - голос Бога", - говорили люди спокон веков.

     Что же тогда обманывает нас при так называемых "обманах" чувств? А то, что судят не они, а наш соб­ственный мозг. Большая часть обманов зрения зависит исключительно от того, что мы не только видим, но и бес­сознательно рассуждаем и этим невольно вводим себя в заблуждение. Это - обманы суждения, а не чувств. Еще древний мудрец Лукреций писал:

     "Наши глаза познавать не умеют природу предметов,

      А потому, не навязывай им заблуждений рассудка".

      Так и остались без наказания десятки участников того ужасного преступления.

                                                                                                                          Вл. Дордополо