Не убий!
Христос Воскрес, - забудь обиды!
Шла Гражданская война. Разъезд казачьего полка из трех казаков под начальством вахмистра Михальниченко медленно двигался по направлению к позициям большевиков.
- У них, господин вахмистр, позиции-то наверное там, за бугром, - сказал один из казаков, - думается они там тоже Пасху празднуют: сегодня же Первый день Пасхи, а среди них - чай - тоже есть православные…
- Где там! Они - нехристи. Наверное, и не знают об этом…
- Зна-ают!... Все, ведь, русские люди, - запамятовать не могут! Знают и коммунисты, да помалкивают, а иногда и просто против совести, в угоду «идейным».
- Возможно. Дальше ехали молча. Каждый думал, что в такой Великий День убивать вообще грех, не говоря уже о том, что убийство, какое бы оно ни было - непростительный, великий грех.
Поднялись на бугор. Перед ними расстилалась до самого горизонта красивая донская степь. Стояла хорошая погода, светило весеннее солнце, оживляя пробудившуюся природу.
Вдруг, вдалеке показался один верховой с винтовкой за плечами. Но кто он? Формы тогда почти никто не носил и только на близком расстоянии, да и то с трудом, можно было отличить сражавшихся «чужих» от «своих», «белых» от «красных». Разъезд направился к нему.
- Никак это – красный, господин вахмистр, - сказал тот же казак.
- Тем лучше: получим «языка». Чур, в него не стрелять, - возьмем живьем.
Всадники сближались. Легкой рысцей кони бежали весело, как будто были уверены, что в такой Великий день не может быть, не мыслимо быть кровопролитию, а тем более убийству! Одинокий верховой тоже направился навстречу разъезду, но за ним показались ещё несколько верховых. Михальниченко насчитал их с добрый десяток. Расстояние между встречными быстро уменьшалось и казаки уже заметили на шапке одинокого всадника темно-красную ленточку.
- Красный! – сказал Михальниченко, - за мной, пока «товарищи» ещё далеко!.. и все трое пришпорили коней. В ответ на атаку группа красных тоже понеслась галопом на выручку своего «одинокого в поле воина», а последний остановился, снял со спины винтовку и щелкнул затвором.
- Эх, безбожник! В такой день руку на своего же поднял! Ну, так я-ж тебя!.. вскрикнул говорливый казак и вихрем понесся к неприятелю, который уже стал целиться в атакующего. Но их всё ещё разделяло приличное расстояние и «красный» выжидал, когда казак прискачет на дистанцию для верного выстрела. Низко пригнувшись к луке, казак выхватил из ножен шашку и мчался во весь дух коня.
- Не руби!!! – гаркнул ему во след вахмистр, а сам подумал: Погиб!.. С такой дистанции, тот уложит моего казака наверняка, и сам понесся вперед, взяв свою винтовку на изготовку. Раздался выстрел. Пуля взвизгнула совсем близко, пробила ухо коня и папаху героя, и шлепнулась где-то далеко в степи. «Красный» убедился, что промахнулся и громко выругался, вновь щелкнув затвором для второго выстрела. Атакующий был уже в двадцати пяти метрах от него. Быстро вскинув винтовку, он нажал курок в тот момент, когда промаха уже не могло быть: стрелял в упор. Но выстрела не было: произошла осечка.
Меньше чем через секунду сверкнуло на солнце лезвие казачьей шашки и ловкий удар по цевью винтовки перебил ее надвое, а пригнувшийся от удара «красный» вылетел из седла.
Вахмистр со своим вторым казаком промчались мимо, атакуя ту группу, которая ещё была в отдалении, но она как-то смещалась, потом остановилась и что-то кричала. Теперь к вахмистру присоединился и третий казак, сбивший «безбожника». С обеих сторон загремели выстрелы. Группа лениво повернула обратно и со все ускоряющейся рысью стала удаляться и вскоре скрылась за бугром.
Казаки вернулись ко все ещё лежавшему на земле «красному», который сильно расшибся при падении.
- Ну, вояка, вставай! – скомандовал его победитель. Он сам соскочил с лошади и помог тому подняться, - Ты православный? – спросил он его.
- Православный.
- Знаешь, что сегодня Пасха, али нет?
- Знаю…
- Что же ты, дьявол, на убийство шел?! Ты же знаешь, что в такой день убивать нельзя?.. Может ты – коммунист?..
- Не-е-е… Мобилизованный.
- Ну, Христос Воскресе, - забудем обиды! Прости, что я тебя малость того… ушиб.
И все четверо похристосовались, расцеловались, как русские миролюбивые люди.
Вл. Дордополо
|